она отчаянно цеплялась за обрывки своей ничтожной жизни, пока не поняла: выход один - спокойная набережная, опустевшая улица и ласковые волны, готовые принять бренное тело..

О чем ты думаешь, пока неспешно бредешь по шумным улицам города? О чем плачет твоя душа, раз за разом вспоминая угасшие лица близких? О ком по щекам бегут одинокие дорожки слез? Что заставляет тебя думать каждый день своей бесполезной жизни о тех, кого увидеть можно только в глубине потаенных уголков сердца и разума? И остается главный вопрос: справишься ли ты или сдашься на милость Всезнающему, надеясь на быстрое успокоение? И может быть только тогда заживут раны и захочется судорожно вздохнуть, открывая глаза на реальность, которой, к несчастью, уже не будет.
Город медленно накрывался колпаком заката, оттеняя верхушки домов в багровые и темно-синие цвета; люди спешили закончить свои дела, расходясь по домам, - протискиваясь в забитые автобусы, поднимая большие пальцы кверху, надеясь остановить такси, перебегая дорогу на красный свет и в неположенных местах, прощаясь на бегу с сослуживцами и отвечая на очередной телефонный звонок, говоря одно и то же: "еду домой, что-нибудь захватить?", "ты где? давай встретимся". И каждый спешит к своей семье, к своим детям, родителям, к своим любовникам с одной-единственной целью: не быть сегодня в одиночестве, которое поглощает постепенно твое тело, разум и потом душу.
Момент отчаяния - это не когда ты одинока, а когда понимаешь со всей ясностью, что больше никого не будет и те,кто ушли,не вернутся. И тогда начинается ломка. Она много раз сравнивала себя с ними, теми, кто принимал наркоту. Она также,как и они, сначала добровольно вступила в круг испытуемых новичков, желая проверить себя на прочность, а потом данной надобности не возникало - одиночество не было частью ее жизни, но без него она уже не могла. Она уже не могла без этого, без молчаливых стрелок часов на стене, остывающего кофе на подоконнике и раскрытых окон. Пытаясь прервать свою интимные отношения с одиночеством, она натыкалась на непонимание, жестокость и безразличие. Ей ясно дали понять: она никогда не станет той, одной из них, когда по вечеру ей будет к кому идти, не скрываясь и не таясь.
Крики были слышны за пределами квартиры, стены которой не отличались звукоизоляцией и шумоподавляемостью. Каждую ночь ей снились кошмары - уже стершийся образ отца с бутылкой и сожалением на лице, невидимый, но прочный лик матери, которой не удалось повлиять иначе на развитие событий и он, ставший последней каплей в ее сознании,когда уже ничего не хочется. Просыпаться в пустой комнате, чувствовать влажные простыни и рассеянно убирать пряди волос со лба, садиться на край кровати и до рассвета не смыкать глаз - ее обычный распорядок ночи,чтобы не заснуть и снова не кричать, раздирая тишину.  Таков он был до сегодняшнего вечера.
Когда он ушел, она еще держалась, пыталась улыбаться, искала встреч с немногочисленными знакомыми. Но каждый раз проходя мимо опустевшей скамьи в парке, она садилась на левую половину, куда привыкла садиться десять месяцев подряд, и начинала покрываться дрожью, будто тело и вовсе ей не повиновалось. И каждый такой вечер накладывал отпечаток - она боролась с искушением оставить попытки ходить там, но ничего не получалось. Слишком свежи были воспоминания о его теплоте и ласке, которую она получала, слишком часто она воображала себе его своим - навсегда и рядом.
"И когда ты ушел, мне стало наплевать - на мир, который безразличен, на окружающих, которым интересна лишь своя жизнь. Я учусь быть одна, и у меня получается - с внешней холодностью и отстраненностью, с внутренними ранами и осколками еще неостывшей любви. Любви, которой больше никогда не будет, потому что ее забрал ты."
Сегодня вечером она вышла с маленькой конторы, в которой работала без обеда, и направилась к раскидистому дереву у пруда, не обращая внимания на колыхающиеся вокруг одежды людей, на их фальшивые улыбки и наигранный смех. Что-то сломалось внутри, но когда именно она не могла сказать. Она села на скамью, стянула туфли и подтянула к груди свои колени, обхватив их. Время шло, но она не боялась наступающегося вечера - ей не к кому торопиться  и некуда идти, чтобы чувствовать себя живой и прежней.
Невдалеке пролетели птицы, и она вскинула голову, наблюдая за ними, за их изящными движениями и плавностью полета. Стая улетела, а она продолжала взирать наверх, словно выискивала там очередной ответ. Ее ладони нащупали шероховатую поверхность скамьи, а сама она поднялась и не оглядываясь пошла прочь. Просто знала, что уже не вернется сюда, как и птицы, пролетевшие над головой.
Город не изменился, он дышал и жил своей отдельной жизнью, не соприкасаясь с ее собственной, пока она неторопливо шла по мощеной улице, бездумно разглядывая лица прохожих. Где-то рядом мелькнуло знакомое лицо. Где она могла его видеть? На многочисленных улочках,в конторе или просто показалось? Не задумываясь над этим вопросом больше пяти секунд, она перевела взгляд вперед. Вечер плавно скользил и сменялся ночью, когда она достигла нужной цели. Мост, проходящий над рекой, волны которой так и норовили подняться выше и добраться до хрупких людей.
"Если я покончу со своей бессмысленной жизнью и прекращу мучить себя, примешь ли ты меня? Или станешь осуждать за то, что не продолжила бороться и терпеть? А может просто прижмешь к себе и скажешь, что скучал?"
Она прекрасно понимала, что делает - не маленькая уже, но вот делает ли правильно - не знала. Но назад поворачивать было бесполезно - правая рука обхватила фонарь, а ноги уже напряженно томились на краешке моста, грозясь не сдержаться и оступиться. А она и не была против, легко шагнув вперед, Хиран чувствовала, что падает вниз с той самой правильной скоростью, когда можно будет не задумываться о сущности и смысле человеческой жизни.